А Вяйнямейнен мне невесту задолжал
слово, слово, точка, фраза. фраза, фраза, многоточие, абзац. я не помню,когда я в последний раз говорил. запыленные страницы, забытые блокнотовские
документы. как это жалко. мне, пожалуйста, десять ложечек сахара. да, патер
Найтрод, теперь я вас понимаю. пленка не отматывается назад, ее зажевало.
как бы ей не порваться. а впрочем, с чего бы мне волноваться? грязные подоконники,
проженные занавески, а глаза не выносят этого ненавистного оранжевого света.
прислушиваюсь к этой тишине, она раздвигает границы и сдвигает стены. собираю
осколочки чего-то вечного, чего-то запредельного. а на деле оказывается,
что это память тревожит вспугнутые тени. я понял, чем мне близок Мураками.
этим иррациональным чувством экзистенциального одиночества. этой способностью
улыбаться за стеклом и даже в том, как тает нежная пенка на caffe mocha,
ощущать некого рода предзнаменование, знак перемен. я хотел бы очутиться в его
наивном и упрощенном до невосприятия мире ночных забегаловок. и дело не в
проявлениях. а в сути. я смирно сижу на кровати и жду. если мой каждый шаг
ошибочен и ложен, значит, надо подождать. держу в леденеющих руках половинку
листка с теми самыми словами. такими трогательными, такими пронзительными.
чуть смешными и глупыми в их незрелой запальчивости и юной абсолютности.
интересно, какой талант надо иметь, чтобы так искренно лгать? похоже, мне
остается только перемалывать пепел, оставляя серебряные следы на пальцах.